<< - вернуться на главную || << - вернуться к списку статей

Лев Игошев
ПРОИСХОЖДЕНИЕ ГРЕЧЕСКОГО РОСПЕВА
(опыт анализа)
Памятники культуры. Новые открытия. Москва, 1994, с. 147–150.

К сожалению, в истории музыкальной культуры России XVII в. имеется немало нерешенных вопросов. К их числу принадлежит и вопрос о происхождении греческого роспева.

Как известно, во второй половине XVII в. в России появился и стал активно входить в певческую практику так называемый греческий роспев Разумовский Д. В. История церковного пения в России. М., 1867–1868, с. 115). В его мелодике имеются и сходство, и отличие по сравнению со “старым” знаменным роспевом. С одной стороны, его мелодика и по плавности, и по ритмическим группам напоминает знаменную (Скребков С. С. Русская хоровая музыка XVII – начала XVIII века. М., 1969, с. 42–43); с другой - в ней в отличие от знаменной четко прослеживается ладовое наклонение, чаще всего мажорное (там же, с. 42). Что же касается вопроса о его происхождении, то старые исследователи полагали, что наилучшим ответом на него является название. Д. В. Разумовский, опираясь на архивные материалы о приглашении патр. Никоном в Москву греческого певца, дьякона Мелетия, для обучения русских певчих греческому пению, считал этот роспев подлинно греческим (Разумовский Д. В. Указ. соч., с. 117). К этой точке зрения присоединялся и И. И. Вознесенский, нашедший к тому же некоторое сходство между мелодиями греческого роспева и греческим церковным пением XIX в. (Вознесенский И. И. Образцы греческого церковного осмогласия. М., 1897, с. 47). Однако чем дальше, тем больше исследователи отходят от этой точки зрения. Уже А. В. Преображенский, рассматривая вопрос о происхождении роспева, находит такую компромиссную формулу: “пение славянское, образовавшееся под влиянием близкого соседства южных славянских земель с греческими поселениями” (Преображенский А. В. Культовая музыка в России. Л., 1924, с. 52). С. С. Скребков идет далее. Он утверждает, что “греческий распев есть ветвь украинского знаменного пения и, следовательно, приходится родным братом киевскому распеву” Скребков С. С. Указ. соч., с. 42). На примере ирмоса “Грядите людие” второго гласа ученый пытается показать, что мелодия этого песнопения греческого роспева в своем движении повторяет изгибы знаменной, опираясь, однако, на иные ладовые устои (там же, с. 43). Н. Д. Успенский, не присоединяясь полностью ни к одному мнению, склоняется, однако, на сторону С. С. Скребкова. По его словам, “знакомство же с более ранним, а равно и более поздним византийским пением приводит к выводу, что оба вида пения (т. е. русский “греческий роспев” и греческое пение.– Л. И.) в ладоинтонационном отношении диаметрально противоположны” (Успенский Н. Д. Древнерусское певческое искусство. М., 1971, с. 310). В подтверждение своего положения ученый приводит следующие доводы: “Греческое церковное пение связано с системой восьмигласия, основанной на соподчинении одних гласов другим. Русский греческий распев тоже связан с восьмигласием, но в нем, как в знаменном распеве, нет соподчиненности гласов. Греческая мелодика подчинена размеру. Мелодика русского греческого распева не связана с размером, хотя симметрия движения в распевных участках ощущается довольно ясно. В греческом пении, наряду с движением голоса по ступеням диатонического звукоряда, часто встречаются ходы голоса на увеличенную секунду. Русский греческий распев строго диатоничен. В греческом пении очень часто употребляется короткий форшлаг, его можно назвать типичным для греческого пения приемом украшения мелодии. Русский греческий распев, как и знаменный, подобных украшений не имеет” (там же, с. 310–311).

К этому перечню несовпадений мы можем добавить ещё один: греческий роспев на Руси излагался не греческой “кукузелевской” нотацией тех времен (Pantiru G. Notatia si ehurile musicii byzantini. Bucuresti, 1971, p. 67), а либо крюками (см., например: РГБ, ф. 379 № 19), либо нотами (см., например: РНБ, Соловецкое собрание, № 676/622).

По нашему мнению, все из перечисленных выше аргументов различных ученых выглядят не слишком убедительно. Так, архивные сведения, приводимые Д. В. Разумовским, чрезвычайно интересны, но за ними не стоит живой музыки, и вопрос о связи греческого роспева с греческим пением остается нерешенным. Методика, предложенная И. И. Вознесенским, много интереснее. Но, к сожалению, в то время ученым были неизвестны подлинные греческие мелодии XVII в., так как “кукузелевская” нотация была еще нечитаемой; поэтому выводы ученого, сделанные на основании поздних (XIX в.) греческих напевов, также не могут с достаточной основательностью свидетельствовать в пользу доказываемого им положения.

Несколько лучше, на наш взгляд, обстоит дело с аргументами С. С. Скребкова. Действительно, как мы уже отмечали, мелодика греческого роспева имеет ряд черт, сближающих ее с мелодикой знаменного. Но само по себе это еще ничего не доказывает, особенно в таком сложном вопросе, связанном с взаимопроникновением двух культур. Русские мастера-роспевщики могли, заимствуя тот или иной напев, переделать его на свой лад, подчинить привычным стилистическим закономерностям хотя 'бы его ритмику. Но С. С. Скребков не ограничился указанием такого сходства, а попытался на основе упоминавшегося выше примера – ирмоса “Грядите людие” – обосновать следующее положение: греческий роспев – это переинтонированный знаменный, “в мелодиях знаменного распева греческий распев производит не только общее упрощение движения, но и смещает опорные ладовые звуки” (Скребков С. С. Указ. соч., с. 43).

Сам по себе этот пример достаточно убедителен: действительно, “греческая” мелодия этого ирмоса, опираясь на иные устои, изгибается в целом так же, как и знаменная. Но для доказательства такого важного положения одного примера явно недостаточно: нет гарантии, что это не частный случай. Попытаемся это проверить.

К сожалению, нам не удалось найти рукопись, из которой С. С. Скребков взял этот пример, но была найдена аналогичная, тоже XVIII в. (MOM. № 12038), также содержащая ирмосы греческого роспева; на л. 2 мы обнаружили ирмос “Грядите людие”, по напеву близкий к приведенному С. С. Скребковым, а на л. 79 – ирмос первого гласа греческого роспева “Твоя победительная десница”. Уже предварительный просмотр показал, что ни о какой близости к знаменной мелодии этого ирмоса здесь говорить не приходится. Достаточно привести такой пример: на слове “десница” мелодия нисходит вниз ходом ля–соль–фа–соль–фа, в то время как в знаменном варианте ирмоса на этом же слове напев подымается снизу вверх: до–ре–ми (Ирмологий нотнаго пения. М., 1889, л. 1 (основного счета)). Такое же несовпадение было обнаружено и в мелодиях ирмоса “Крест начертав” (л. 9 об.), и между многими другими.

Таким образом, пример, на котором исследователем была выстроена целая концепция, оказался далеко не типичным. Не выдерживают критики и другие положения исследователя, такие, например, как украинское происхождение греческого роспева. Как раз для украинских певческих рукописей данный роспев нетипичен.

Из девяти украинских певческих рукописей собрания Разумовского (РГБ, ф. 379, №№ 86, 87, 90, 92, 93, 95–98) ни одна не содержит указания на греческий роспев, в то время как в пяти из них (№№ 86, 90, 95, 96, 98) есть указание на болгарский роспев (Собрания рукописей Д. В. Разумовского и В. Ф. Одоевского//Архив Д. В. Разумовского. М., 1962, с. 110–118). Та же история и с собранием Лукашевича–Маркевича (РГБ. Ф. 152). Из шести явно украинских певческих рукописей (№ 75–79, 82) XVII–XVIII вв. ни в одной нет указания на греческий роспев, хотя “иноземный” болгарский роспев упоминается в трех из них (№№ 76–78) (Собрание И. Я. Лукашевича и Н. А. Маркевича. М., 1959, с. 63–70). В громадном собрании украинских певческих рукописей XVI–XVIII вв., хранящемся в г. Львове и насчитывающем 142 рукописи украинской певческой традиции, греческий роспев имеется только в 7 рукописях, в то время как болгарский, например, в 46 (Нотнолiнiйнi рукописи XVI–XVIII ст. (Ясиновський Ю. П.), Львiв, 1979, с. 90).

К сожалению, доводы Н. Д. Успенского также представляются нам не вполне убедительными. Его сомнения в греческом происхождении данного роспева, основанные на том, что в нем нет многих черт подлинно греческого пения (хроматизмов, мелизматики и т. п.), не могут быть ни подтверждением, ни отрицанием какой-либо теории. Когда в сферу какой-либо культуры, имеющей достаточно устойчивые каноны и традиции, попадает произведение, принадлежащее иной культуре, оно, как правило, меняется, в чем-то подчиняясь данным канонам. Примеров тому достаточно много. Можно вспомнить, например, рыцарский роман о Buovo d’Ancona, превратившийся в сказку о Бове-королевиче и значительно обрусевший (Гудзий Н. К. Хрестоматия по древней русской литературе. М., 1947, с. 426), а в сфере музыкальной – песню “Вверх по Волге” Шаховского–Варламова, превратившуюся в народную песню “Вниз по Волге-реке” и утратившую имевшиеся там чуждые русской народной мелодике обороты, в том числе и хроматизм (История русской музыки в нотных образцах. М., 1970, т. III, с. 197–198, 477).

Таким образом, проблема происхождения роспева остается по-прежнему нерешенной. По нашему мнению, необходимо перейти от умозаключений и теоретизирования к непосредственному сопоставлению образцов греческого пения и греческого роспева, сделать то же, что пытался сделать Вознесенский, но на более высоком уровне, так как мы, зная кукузелевскую нотацию, можем сопоставлять с русскими песнопениями XVII– XVIII вв. греческие песнопения того же времени.

И. И. Вознесенский в работе, цитированной выше, сравнивал блаженну четвертого гласа и непорочен третьего гласа греческой певческой традиции XIX в. с аналогичными песнопениями греческого роспева. Нам удалось продолжить такого типа сравнения, причем круг сравниваемых песнопений значительно расширился. Так, в него вошли блаженны всех восьми гласов, степенна четвертого гласа “От юности моея”, пространное “Святый Боже”, “Взбранной воеводе” и иные песнопения. Оказалось, что выводы Разумовского и Вознесенского в целом правильны; мелодика русских песнопений греческого роспева в целом настолько схожа с греческими напевами, что это не может быть объяснено случайным совпадением. В качестве доказательства приведем три примера. В приложении 1 показана близость напевов степенны четвертого гласа. Подлинно греческая (византийская) ее редакция взята из книги румынского ученого Петреско; по его описанию, эта мелодия расшифрована им из греческой рукописи 1713 г., однако он приводит ее в таблице, показывающей сохранность в целом этого напева в византийской певческой практике с XIV в. (Petresco I. D. Etudes de la paleographie musicale byzantine. Bucarest, 1968, p. 120), поэтому мы вправе полагать, что в XVII в. в Византии пели хотя бы что-нибудь похожее. Русская же мелодия, достаточно известная, взята из “Образцов” Н. Д. Успенского (расшифровка М. В. Бражникова; песнопение представляет собой трехголосную партитуру; основной голос в середине) (Успенский Н. Д. Образцы древнерусского певческого искусства. Л., 1971, с. 163–164). Роспев не указан, но он несомненно греческий; эта мелодия достаточно широко известна (Обиход нотнаго пения. М., 1772, л. 53 об.). В сопоставлении ясно видна близость напевов: те же ладовые устои, те же изгибы мелодии и в греческом, и в русском варианте. Вряд ли может быть сомнение, что первоисточником русской мелодии служила, как это явствует из названия, греческая. Вместе с тем несомненно, что русские мастера как бы “перевели” греческий напев на привычный им знаменный музыкальный язык. Упростилась и как бы “утяжелилась” ритмика; скачки на словах “юности”, “страсти”, “Сам”, “Спасе” заменились поступенным движением; исчез тритон на слове “Сам”. То же самое можно сказать и о приложении 2 – Непорочне третьего гласа (греческая мелодия XVII в. взята из книги Петреско (Petresco I. D. Op. cit., p. 96), русская – из Обихода печатного 1772 г. (Обиход нотнаго пения, л. 151)), и о приложении 3 – Блаженне четвертого гласа (греческий вариант взят из рукописи Косьмы Македонянина 1681 г. в нашей расшифровке (РГБ, ф. 379 № 123, л. 50); русский–из рукописи 1750-х годов (РГБ, ф. 354 № 159, л. 57)).

Таким образом, по нашему мнению, представляется несомненным, что русский греческий роспев имеет греческое происхождение. В заключение позволим себе высказать соображение о том, как мог происходить процесс заимствования. Поскольку, как мы сказали выше, греческий роспев для украинских рукописей нетипичен, а попадается по большей части в русских (см., например: РГБ, ф. 379 №№ 19, 20; ф. 354 № 159 и пр.), то, очевидно, источник его был в России. Скорее всего, это был упоминавшийся выше дьякон Мелетий, приглашенный в Москву для обучения русских певчих греческому пению.

Список сокращений, принятых в данной статье:

РГБ – Российская Государственная библиотека (Москва).

РНБ – Российская Национальная библиотека (С.-Петербург).

МОМ – Московский областной музей (комплекс “Новый Иерусалим”, г. Истра Московской области).