 |
 |
|
|
|
|
<< - вернуться на главную || << - вернуться к списку статей "Мне хочется
исполнять эту музыку именно в
храме" Мой первый вопрос будет неоригинальным, – обычно он звучит примерно так: расскажите о себе. Но я хочу задать его с небольшим предисловием. Когда я впервые услышал записи хора под Вашим руководством, то отметил довольно редкое сочетание высокого профессионализма с церковностью исполнения. Авторские, порой достаточно сложные сочинения трактуются Вами в богослужебном контексте, т.е. как адресованные в богослужение, а не в концерт. Сочетание очень отрадное! Поэтому я уточняю вопрос: расскажите о себе именно в этом плане – как и где Вы приобрели навыки такого понимания и исполнения церковной музыки. Мне лестно слышать такое мнение, и одновременно я рад, что мой труд понимается именно так, как он задуман. Я начинал регентовать в храме Всех скорбящих Радосте на Большой Ордынке. Это было в 80-е годы, когда правым хором там регентовал Николай Васильевич Матвеев. В этом храме я был чтецом, потом какое-то время алтарником, а затем однажды случилось так, что не пришла регент левого хора, и из певчих только я отважился провести службу. Духовенству показалось, что вышло не очень плохо, и когда вскоре возникла проблема с постоянным руководством левого хора, то покойный владыка Киприан (Зернов), бывший тогда настоятелем, благословил мне этим заняться. Какой у Вас тогда был состав хора в смысле музыкальной грамотности? Певчие разные были. Были профессиональные “правохорники”, которые по будням подрабатывали на левом клиросе. На воскресных и праздничных бдениях, когда мы пели на два клироса с Н.В.Матвеевым, певчие были, конечно, послабее, но с большим желанием петь тоже громко, торжественно, хоть в какой-то степени не отставать от правого хора… Зато, например, в Рождественскую ночь, когда правый хор отдыхал (т.е. пел утром), у меня была возможность пригласить хороших певчих, и мы пели вполне “правохорный” репертуар. Потом я оказался в Вильнюсе, в Свято-Духовом монастыре, где некоторое время был послушником. Так получилось, потому что тогда в этой обители принял монашеский постриг ныне ставший уже епископом Иларион (Алфеев), с которым мы в юности дружили. Я приезжал к нему, мне там очень понравилось, и я остался. В Свято-Духовом монастыре праздничным хором долгие годы управлял Всеволод Кубаевский – регент из плеяды тех, кто родился и вырос еще до революции и продолжал старые традиции церковного пения. После его кончины регентом стал один местный литовец, но его манера – совершенно иная – не нравилась наместнику, и вскоре управление хором поручили мне. Хор был мужским? Нет. Это был смешанный, праздничный хор обители, который пел на архиерейских, воскресных и праздничных богослужениях, а хор братии пел в будние дни. У нас был классический правохорный репертуар: Архангельский, Чесноков… А сколько уже лет Вы трудитесь в церкви свт. Николая в Толмачах? Около семи лет, почти со времени открытия храма, когда его настоятелем назначили протоиерея Николая Соколова, с которым я был давно знаком. Постепенно сложился коллектив нашего церковного хора, а затем нас взяла под свое попечение Третьяковская галерея, за что я ей чрезвычайно благодарен, потому что только на средства храма содержать хор в 16 человек сейчас очень сложно… Ваш первый компакт-диск назывался “Из богослужения Владимирской иконе Божией Матери” и содержал как обиходные, так и авторские (но достаточно традиционные для правых хоров) песнопения. Впечатлением от этой записи я и поделился в самом начале. Затем Вы записали “Литургию” и “Всенощную” С.В.Рахманинова, а это уже другое дело… Многие номера в этих циклах, как их не пой, представляют собой, можно сказать, “мини-оратории” – например, тропари “Ангельский собор удивися”. Насколько уместной Вы считаете музыку такого рода не в концерте, а в богослужении? Это для меня тоже вопрос, на который у меня нет однозначного ответа. Безусловно, если поставить это произведение в контекст богослужения, многих молящихся это смутит, вызовет непонимание. Но, с другой стороны, я лично слышу и чувствую, что эта музыка подлинно церковна, воспринимаю ее как некий “новозаветный псалом”, в котором раскрывается история и тайна Воскресения и та истинная жизнь, которую мы получаем от Бога. Следующей Вашей работой, вышедшей на компакт-диске, была “Литургия” П.И.Чайковского… Исполнение нами этого произведения связано с храмом на Ордынке. Каждый год 8 ноября хор под управлением Н.В.Матвеева пел “Литургию” Чайковского. Это было связано с тем, что Чайковский скончался 7 ноября (по новому стилю), но в советские времена, сами понимаете, – по центру Москвы ходили толпы “демонстрантов”, а храм в этот день был закрыт, поэтому пели на следующий. После смерти Матвеева эта традиция надолго прервалась. Четыре года назад мы возродили ее в храме в Толмачах (и уже, конечно, поем в самый день смерти композитора – 7 ноября). С этой традицией, насколько я знаю, связан еще и уникальный концерт памяти Чайковского 7 ноября 2000 года в католическом соборе на Малой Грузинской? Расскажите об этом подробнее. В 2000 году было 160-летие со дня рождения Чайковского, и мне хотелось эту традицию как-то развить и расширить. Я подумал, что хорошо бы в память о Петре Ильиче исполнить кантату его ученика и друга С.И.Танеева “Иоанн Дамаскин” – произведение, которое я очень люблю и считаю одной из вершин русской (в данном случае, не церковной, но несомненно духовной!) музыки. Я начал думать о возможности исполнения этого произведения нашим хором. Кантата написана для хора с оркестром и подразумевает весьма большой состав исполнителей. Но когда я слушал ее, то в инструментовке Танеева мне порой слышалась некая имитация органного звучания. Я подумал: а почему бы не исполнить кантату в сопровождении органа? Такую возможность предоставил нам католический храм на Малой Грузинской, в котором вообще регулярно проводятся концерты классической и духовной музыки. А дальше получилось так, что какие-то вопросы практического порядка стали приводить к настоящим художественным находкам. Сама кантата Танеева звучит примерно 25 минут – явно недостаточно, чтобы быть единственным номером концерта. Вначале я думал, что можно добавить фрагменты из той же “Литургии” Чайковского. Но зачем это делать, если она будет полностью петься в этот день утром за богослужением? В это время я встретился с композитором Антоном Весковым и рассказал про свою идею – “Иоанн Дамаскин” под орган – и через несколько дней он предложил мне свою партитуру: песнопения вечерни для хора и органа. Мне они очень понравились, и тогда стала складываться некая композиция. Я решил, что надо связать все эти номера текстом поэмы А.К.Толстого, на слова небольшого фрагмента из которой и написана кантата Танеева, и таким образом раскрыть содержающуюся там тему о творчестве, послушании, свободе, любви, сострадании... Предполагалось, что кто-то будет читать текст поэмы, чтение будет переходить в пение, потом обратно и т.д. За этим я обратился к басу, солисту театра им. Станиславского, Дмитрию Степановичу, – мы с ним уже сотрудничали в записи “Литургии” Чайковского, где он исполняет диаконские возглашения. Но он, взяв сценарий, через несколько дней принес написанные им (он не только певец, но и композитор) музыкальные речитативы. Это классическая форма – распевное чтение с небольшим аккомпаниментом органа или клавира (на концерте Степанович подыгрывал себе на небольшом электронном органе). В результате получилась единая музыкальная композиция из песнопений Вескова и речитативов Степановича с кульминацией в виде кантаты Танеева. На мой взгляд, действительно получилась! Правда, я бы пожелал большей простоты и строгости речитативам, но это уже вопрос не к Вам… Эта уникальная в своем роде композиция будет выпущена на компакт-диске? Надеюсь, что да. Возможно, к концу этого года. А в ближайшее время выйдет другая запись, тоже внелитургической духовной музыки – “Канон Ангелу Хранителю” на музыку Д.Степановича. Это композиция на текст из православного молитвослова в форме, условно говоря, оратории для хора, четырех солистов и арфы. На мой взгляд, произведение интересное, – впрочем, судить слушателю. Мне очень нравится работать над новыми, порой экспериментальными вещами, расширяющими диапазон концертной духовной музыки. А вот в богослужебном репертуаре я довольно консервативен – годами пою почти одно и тоже. Вернемся к Чайковкому. Итак, Вы возродили матвеевскую традицию ежегодного пения его “Литургии” за богослужением. Сам я тогда, при Матвееве, на этих службах не бывал, но позже слышал от старших – певчих и прихожан – рассказы о том, что в такие дни многие постоянные прихожане предпочитали на службу не идти, зато храм наполняла большей частью совершенно нецерковная публика: любители музыки, пришедшие послушать Чайковского. Конечно, тогда на концертных площадках русской духовной музыки практически не было. Но теперь, когда ситуация совсем иная, нужно ли возрождать такую традицию? Мне вполне понятна эта точка зрения… Хотя, если человек приходит в храм – это уже хорошо. И мы не можем точно знать, что он из него вынесет, – это ведомо только Богу. Мне хочется исполнять эту музыку именно в храме, потому что я уверен, что сам Петр Ильич писал ее не для концерта, а для богослужения. Он очень старался и ставил себе в принципе верные задачи: приближение церковной музыки к национальным корням, русским музыкальным интонациям. Конечно, “Литургия” – не самое выдающееся произведение Чайковского с музыкальной точки зрения, но написана она, несомненно очень искренне, с большой душой. К тому же, в церковном пении часто бывает важнее не то, что исполняется, а как. Более того, на мой взгляд, частое исполнение светскими хорами духовных сочинений Чайковского и Рахманинова приводит к тому, что эта музыка все более и более переходит в разряд “концертной”, но ведь самими композиторами она задумывалась для звучания именно в церкви! Насчет Рахманинова я бы не совсем согласился. Его опусы я воспринимаю скорее, как некие духовно-музыкальные размышления “на темы” богослужения, чем музыку, адресованную в само богослужение. Может быть… Но вот у Чайковского эта адресация вполне отчетлива. Взгляните на партитуру: там подробно расписаны все ектении, богослужебные переходы, каждый “аминь”. Т.е., это предназначалось, безусловно, для практического применения. В день годовщины смерти человека принято служить панихиды, молиться о нем за Литургией. Полагаю, что в день памяти такого человека, как Чайковский, вполне уместно помолиться теми самыми созвучиями, которые он излил из своего сердца и хотел слышать звучащими на службе. беседовал В. Ковальджи |