<< - вернуться на главную || << - вернуться к списку статей

Музыка и культ
Прот. Иоанн Свиридов (из книги "У стен нового Иерусалима").

Духовную, культовую музыку нельзя рассматривать только как часть музыкальной культуры вообще. Культовая музыка сама по себе уже есть целое, из которого исторически и генетически произошли все известные жанры и типы музыки, все музыкальное богатство современной культуры. Но расслышать звучание этого первоначального источника сквозь толщу напластований в существующем жанровом разнообразии чрезвычайно сложно. То же самое можно сказать и о культуре вообще, ибо термины культ и культура родственны не только лингвистически, но и генетически.

Музыка и культ неразрывно связаны. Пожалуй, трудно найти внемузыкальный культ, точно так же, как и культ бессловесный. Культ живет не только в обряде, образе, символе, слове, но и в музыке. Культ дышит музыкой, а музыка есть дыхание культа. В богослужении Православной Церкви (а мы впредь будем говорить именно об этом, вполне конкретном и сложившемся культе) музыка играла и играет особую роль, находясь в единстве со словом, иконописью и даже кадильным дымом и светом свечей (здесь уместно вспомнить замечательную работу о.Павла Флоренского “Храмовое действо как синтез искусств”). При этом, в подобном “использовании” музыки нет ничего нарочитого, придуманного, рассчитанного на эстетическое, эмоциональное воздействие на участника богослужения.

Культ родился вместе с музыкой и родился вместе с человеком. Культ (лат. cultus, от colo — возделываю, почитаю) — это прежде всего исповедание и хвала, почитание и славословие, обращенное к объекту почитания — Богу. В древнейшем культе, ветхозаветном, зародившемся в глубинах праистории, причина хвалы и почитания — изумление и восторг перед Единым. Хвала выражалась в восклицаниях, в радостном славословии, в песне, сопровождаемой звучанием музыкальных инструментов, даже в пляске: “Восплещите руками все народы, воскликните Богу гласом радости… Восшел Бог при восклицаниях, Господь при звуке трубном. Пойте Богу нашему, пойте...” (Пс 46:2, 6-7); или: “Славьте Господа на гуслях, пойте Ему на десятиструнной псалтири; пойте Ему стройно, с восклицанием...” (Пс 32:3).

Новозаветная традиция сохраняет ту же неразделенность хвалы и почитания, только еще более усиливается момент единодушия — “едиными устами” прославляем Бога (Рим 15:6) — и пение имени Его (Рим 15:9).

Музыка и культ сплавлены друг с другом. Но этот не сплав эстетического или психологического характера. Культ и музыка связаны онтологически. Культ — реальность, выделенная из всех прочих. Культ стоит как бы в стороне от обычной жизни и не похож на нее. Культ пребывает в своем особом времени, выделенном из обычного, повседневного. Время это как бы замкнуто неким кругом, циклом повторяющихся праздников в году, иных суток, других часов (первый, третий, шестой, девятый) и евхаристических богослужений.

Культ живет в своем, особом пространстве. Храм отличен от жилища, его внутреннее пространство не замкнуто: в базилике оно предполагает к движению к алтарю, в крестово-купольном храме располагает к созерцанию, в готическом увлекает ввысь. (Может быть, в этом одна из причин существования разных музыкальных традиций.) И главное отличие от жилища: в храме как бы есть прорыв в небесные сферы (в нем нет потолка!); пространство это заставляет человека приподняться над самим собой.

Культовое пространство обладает внутренней структурой. Культ — тоже реальность, но реальность иная, с иным пространством и временем, выделенная из всех прочих, “та ее часть, где встречается имманентное и трансцендентное, дольнее и горнее, тленное и нетленное”. (1)

Развиваясь в своем собственном времени и пространстве, непонятном “внешнему” миру, культ раскрывается как служение, точнее, Бого-служение. Предназначение культа — быть ориентиром в Неизвестном. Культ становится некоей системой познания, “лествицей восхождения”: от тьмы неведения в повседневности — к свету, свету знания. Он — своего рода “школа” для тех (а их — большинство), кто не имеет “прямого мистического зрения” (о.Павел Флоренский).

Культ не создан, а рожден вместе с человеком, а человек лишь должен осознать свою природную необходимость в нем, участвовать и черпать в нем знания и жизненную энергию. Культ во времени и культ в пространстве есть “лествица”. Так возникает невидимая спираль, бесконечно вьющаяся вокруг своей оси, основного и единственного центра, святыни культа — Таинства Евхаристии; вокруг Святых Даров — Тела и Крови Христовых.

Культ — это ориентир не только в духовной сфере, но и в физическом, обыденном мире, в обычном пространстве и привычном времени. По словам о.Павла Флоренского, культ — универсальное, организующее начало в мире; “и если бы, в самом деле (люди) могли сполна выкачать из сознания своего культовое содержание, то не только лишились бы высших духовных ценностей, но — и просто сознания: для нас не было бы распознания мест — мы не видели бы пространства, оно бы свилось, как свиток, в безразличную среду... Сознанию не за что было бы в нем зацепиться... Пространство — есть, ибо есть Культ”.

Музыка обладает очень важным качеством: она не существует в обыденном пространстве. Как замечает А.Ф.Лосев (бывший, кстати, профессором Московской государственной консерватории в конце 20-х годов), “эйдос (2) музыкального бытия есть эйдос вне-пространственного бытия… В музыкальном бытии нет предмета... Это, с точки зрения пространственного предмета, — абсолютная пустота, слышимое ничто”. (3)

Сплав музыки и культа проистекает из родства присущих им и непонятных миру процессов — процессов, которые не прекращаются в этом “бесформенном бытии”. Основное свойство культа — процессуальность (от слова процессия), бесконечное и в то же время всегда завершающееся движение. Основное свойство музыки также есть “сплошная процессуальность и динамизм”, ибо единство музыкального произведения, складывающегося из множества (звукового ряда и гармонии), есть “непрерывное изменение”, стремящееся к доминанте. (4)

В музыке нет ни прошлого, ни будущего; “музыкальное бытие — длительное настоящее”. Прошлое в музыке не исчезает, оно всегда присутствует, а будущее, в свою очередь, как тема всегда зависит от прошлого. Это слияние противоположностей, своеобразная антиномия и есть музыкальное целое, “длительно-изменчивое настоящее”.

Побудительный мотив музыкального произведения, по мысли Лосева, это “сущность, стремящаяся родить свой лик”. Это та самая почва, которая способна воспринять смысл, который дает культ. Музыка всегда сопровождает культовое действо, она “вьется” вокруг оси культа — это Ось мира. Ось культа — Евхаристия — как жертва связана с центром мира, Голгофой. Евхаристия в самом глубоком понимании — “смысл существования”, ибо в Таинстве Тела и Крови происходит соединение несоединимого: Бога и материи; происходит претворение, новое воплощение, а человеку дается шанс приблизиться к Богу — вне определений и формул.

Познание духовного мира лежит за пределами логики. Это познание не рациональное, а мистическое. Но нельзя сказать, что разум парализован в познании сущности мира: “Разум видит сущность мира сквозь лики схемы, формы эйдоса” (Лосев); это как раз то, что дают символы обряда — “процессуальные” и музыкальные.

Музыкальное восприятие граничит с мистическим чутьем и внелогическим зрением. “Музыкальное восприятие, — пишет Лосев, — видит обнаженную, ничем не прикрытую, ничем не выявленную сущность мира, в-себе-сущность, во всей ее нетронутой чистоте и несказанности”. Это означает, что музыка оформляет “невыявленную сущность мира, его вечное движение к Логосу” (Лосев), то есть к тому самому центру и мировому Смыслу, Оси культа, Логосу мира — второй ипостаси Святой Троицы — Иисусу Христу.

Культ мистичен и символичен одновременно. Предназначение культа —последовательное возведение к символическому ведению действительности от элементарного познания через “лики схемы, формы эйдоса” (отсюда повторы и возвращения). Путь последовательных повторений от обряда к Таинству, в своеобразном ритме (о котором мы говорили выше) есть своеобразное нерасчленимое единство и вневременное развитие — “лествица познания”. И музыка участвует в этом вечном движении, ибо она мелодична и гармонична, но не только образна и символична. По словам Лосева, “насыщая нашу образность, нагнетая в ней тайну и делая образность символической и мистической, музыка заставляет эти образы, при внешней их (пространственно-зрительной) разобщенности, все же хранить в себе тайну некоей мистической слитности и взаимопроникновения”.

Д.С.Мережковский замечал, что “музыка под обыкновенное, ограниченное, человеческое, настоящее “я” подставляет другое, чуждое, безграничное, нечеловеческое, настоящее, но, может быть, прошлое и будущее, вечное и истинное”. Музыка помогает человеку, участвующему в литургии преодолеть свою природную “неуравновешенность”, свою прикованность к обычному. А во временном — расслышать звуки вечности.

В православном богослужении музыка особенно глубоко и тесно связана с культом. Музыка всегда связана со словом. Музыка звучит в хоровом пении, в возгласах священнослужителя — предстоятеля; даже в церковном чтении присутствует музыкальное начало — псалмодия. Так осуществляется “таинство соборных действ в музыке и в культе”.

Музыкально и само мистическое восприятие Откровения. Вспомним слова из Апокалипсиса Иоанна:

И взглянул я, и вот, Агнец стоит на горе Сионе, и с Ним сто сорок четыре тысячи, у которых имя Отца Его написано на челах.

И услышал я голос с неба, как шум от множества вод и как звук сильного грома; и услышал голос как бы гуслистов, играющих на гуслях своих.

Они поют как бы новую песнь пред престолом и пред четырьмя животными и старцами; и никто не мог научиться сей песни, кроме сих ста сорока четырех тысяч, искупленных от земли”. (Откр 14:1-3).

1. Свящ.Павел Флоренский. Из богословского наследия: Философия культа. — Богословские труды, Сб.17. М., 1977.

2. Эйдос — греч. вид, образ. Лосев понимает эйдос в гуссерлианском смысле как “наглядное изваяние смысла”, “сущность предмета”.

3. А.Ф.Лосев. Музыка как предмет логики. — М., 1927.

4. Там же.